Михаил
Филиппов: «Что люблю — ношу в себе»
(Мая
ХАЛТУРИНА, «Час», №129 (246), 04.06.1998)
С Михаилом Филипповым
хотелось познакомиться уже давно — с тех пор как в Риге показали «Женитьбу»
Театра на Покровке. Потому что
оказалось — есть в Москве актер невероятного темперамента, энергии и мощи, о
котором мы так мало знали.
На
сцене его голос рокочет, а за кулисами звучит тихо и интеллигентно. В театре он
может носиться, как заведенный, а в жизни любит покой.
«Мы
все глядим в Наполеоны...»
– Мне
51 год (интервью 1998г. — прим. Адм.), я окончил московский ГИТИС, с тех пор 25 лет
работаю в Театре Маяковского, — рассказывает
о себе Михаил Филиппов. — Большую часть своей жизни я провел в плену ролей
второго и третьего плана. Не считайте это жалобой или кокетством, я просто
погибал в этом аду, тихо сходил с ума. Если бы не решение Андрея Александровича
Гончарова, дай Бог ему здоровья, поставить спектакль «Наполеон» и дать мне
главную роль, я уж не знаю, как сложилась бы моя судьба. А потом, в связи ли с
этой ролью или нет, но мне предложили работы в других театрах. Года четыре
назад я сыграл Иванова в Московском театре имени Станиславского. Кочкарева в «Женитьбе» у Арцибашева. Потом был «Арт». Два последних спектакля рижане видели.
То,
что я ни разу за 25 лет не делал попытки уйти из своего театра, нельзя
объяснить ничем, кроме как моей собственной ленью. Я привык врастать корнями,
как бы ни складывалась моя судьба, счастливо или нет. Решительных поступков,
которые изменили бы мою судьбу, у меня в жизни было только раз, два и обчелся.
Наш
дом — театр
–
Актером я стал в результате одного из таких поворотов. Я ведь
филолог-расстрига, четыре года учился в Московском университете. А профессию
переменил, потому что попал в театр-студию «Наш дом», которой руководил Марк
Розовский. Я назову только пару-тройку имен, выходцев из этой студии: Геннадий
Хазанов, Семен Фарада, Максим Дунаевский. Когда ее закрыли, во мне была уже
такая сильная театральная инъекция, что я не мог существовать без театра. Да
что я, я-то был зеленым юнцом, студентишкой, а Семену
Фараде было 30 лет, и он ради театра бросил инженерную профессию, которой
занимался уже 10 лет!
Несмотря
на то, что я тут погромыхал словами «Московский университет», надо положа руку
на сердце сказать, что я не был украшением филологического факультета
и филология ничего не потеряла в моем лице. Первых два года
я еще симулировал какую-то учебу, но потом попал в студию и уже влачил жалкое
существование в числе отстающих. Все с облегчением вздохнули, когда я ушел. Но
я ни в коем случае не жалею о времени, проведенном в университете. Потому что
там я, молодой дурак, не отдавая себе отчета в том,
кого я слушаю, ходил на лекции замечательного пушкиниста Сергея Михайловича Бонди, знаменитого профессора античной филологии Сергея
Ивановича Радцига. Это огромные имена! Независимо от
моего желания, нечто произносимое ими с академической кафедры оседало в моей
душе.
«Этим
и живы»
— Вы,
наверное, не хотите мне поверить, но я правда очень
ленивый человек. И даже за пять минут до спектакля я думаю: может быть, еще
отменят? Хочется побыстрее убежать домой, поближе к
креслу, торшеру и тапочкам. Из этого уже можно заключить, что я физкультурой и
зарядкой не занимаюсь. Я их терпеть не могу. Все свободное время я в основном
читаю. Люблю лакомиться книжками.
Испугался
ли финансовой смуты в России? Я даже не знаю... Это страх,
переродившийся в какое-то другое чувство, может быть, в привычное российское
авось. Казалось бы, я должен взволноваться оттого, что в России что-то
творится, а я тут на чужбине, и вроде бы надо что-то делать... Но я не
взволновался. Я знаю, что все равно ничего не изменится, даже если я сейчас
сорвусь и успею еще схватить билет на Москву. Наверное, мы, простые, обычные
люди, только этим и живы. И я все равно думаю: какая завтра будет погода в Юрмале?
А
Москву я люблю. Я москвич уже не в первом поколении. Конечно, переживаю, глядя
на новые постройки, потому что это не тот город, который я помню. Но я
успокаиваю себя тем, что Москва — она внутри нас. То, что люблю, я ношу в себе.
У Окуджавы есть такие строчки: «Закрывают
старую пивную, новые родятся воробьи, скоро, скоро переименуют улицу моей
любви». Мне тоже горько оттого, что улицу моей любви переименуют. Но зато
ведь новые воробьи родятся. Дай им Бог здоровья, пусть летят!