Интеллектуальная комедия Ясмин Реза Art, наверное, единственный антрепризный спектакль на всю Россию, где нет никаких любовно-семейных коллизий. Здесь вообще нет женщин. Действующих лиц только трое. Трое мужчин - Марк, Иван и Серж - гордятся своей крепкой мужской дружбой. И вдруг она оказывается под угрозой разрушения. И вовсе не из-за какой-то там юбки. Это бы друзья еще пережили. Предмет их столкновений - искусство (art). Причем самое что ни на есть современное, абстрактное искусство живописи. Которое стоит бешеных денег. И представляет собой всего-навсего белое-белое полотно... Впрочем, не будем открывать карты. Приходите на спектакль, и сами увидите, из-за чего поссорились Марк, Иван и коллекционер картин Серж.
Впрочем, если живопись не является вашим коньком, не отчаивайтесь - спектакль, собственно, не про нее. И вы все равно без труда поймете, отчего так отчаянно спорят герои, даже если не можете отличить Пикассо от Матисса. Потому что этот спектакль об искусстве человеческого взаимопонимания, терпимости, великодушия. Актерам удалось превратить разговор на эту сложную тему в увлекательный и остроумный поединок мужских самолюбий. Победит, конечно, дружба!
Пьеса Art принадлежит перу француженки восточного происхождения Ясмин Реза. После премьеры в 1994 году, которую посетил Жак Ширак, восхищенный политический деятель направил госпоже Реза письмо, обещая всяческую поддержку этому детищу театральной культуры Франции. В течение последующих лет Art игрался с успехом в Париже. Во Франции спектакль получил премию Мольера в номинациях «Лучший драматический автор», «Лучший режиссер года» и «Лучшая сценография года». А в Англии - премию за «Лучшую комедию года» и премию Лоуренса Оливье.
После такого триумфа пьеса стала всемирным театральным бестселлером. В Латвии ее ставили дважды. В Москве спектакль был поставлен в театре имени Маяковского и в этом качестве много лет назад был показан в Риге на гастролях. Сейчас актеры возят Art по стране на правах антрепризы. И что удивительно - даже в самых дальних уголках России, где люди в глаза не видывали абстрактного искусства, спектакль принимают на ура.
Алена СИНИЦИНА, Рига, «Час», 02.04.2007
В пятницу и субботу на сцене театра Русской драмы с успехом прошёл
спектакль ART. В печальной практике рижских гастролей он — отрадное исключение.
Никаких драм и убийств, никаких сценических красот.
Герои пьесы всего лишь выясняют отношения: после 15 лет знакомства оказалось, что их дружба дала трещину. Этой нехитрой фабулы вполне хватает, чтобы получился захватывающий, изящный, веселый и умный спектакль.
Приятно, когда тебя не считают младенцем, которого надо изо всех сил развлекать, тряся над ухом яркой погремушкой. Авторы спектакля, доверяя умственным способностям и душевному опыту зрителя, ограничиваются минимумом внешних эффектов. Сценография Эдуарда Лога скупа: это полупустая белая комната с белой мебелью. Сдержанная режиссура Патриса Кербрата проявляет себя лишь в хореографически точной пластике. По тому, в какой позе сидит герой, можно уже догадаться, что у него на душе и куда сейчас качнется маятник ссоры.
Причина, из-за которой друзья чуть было не стали врагами, — абсолютно белый холст стоимостью 40 тысяч долларов. Но дело не только в том, что Серж (Михаил Янушкевич) поклонник абстрактной живописи, а Марк (Игорь Костолевский) нет. Нарушилась сердечная связь, и споры о свежекупленной картине только повод для взаимных уколов. Когда третий друг (Михаил Филиппов) пытается установить мир, ему достается с обеих сторон.
Несмотря на кажущуюся второстепенность своего персонажа, Филиппов явно лидирует как актер. В нем море комизма, темперамента и обаяния. А его владение сценической речью просто фантастично: огромный монолог на пулеметной скорости звучит так, что ни одно слово не пропадает и каждое бьет в цель. Недаром именно Филиппова зал наградил овацией. И необыкновенная чуткость публики была еще одним приятным впечатлением этих гастролей.
ART — удивительный спектакль о дружбе трех мужчин, поставленный в эпоху, когда модно изображать нетрадиционные сексуальные связи. Спектакль, призывающий к терпимости, но не дающий банальных рецептов на все случаи жизни. Человеческие привязанности очень хрупки, и, чтобы сохранить их, нужно каждый раз заново отыскивать путь друг к другу. Героям спектакля в конце концов это удается. Серж просто протягивает Марку синий фломастер, и тот рисует на проклятом холсте фигурку лыжника... А потом они вместе при помощи мыла и щеток возвращают картине первоначальную белизну. Теперь Марк воображает, что на ней нарисован лыжник, занесенный снегом.
Мая ХАЛТУРИНА, «Час», №51, 02.03.1998
Эта пьеса с успехом шла полтора года в Париже, потом полгода гастролировала по всей Франции, Бельгии и Швейцарии. В Париже ее играли на сцене одного из самых престижных частных театров Франции – Comedie de Champs Elysees, в спектакле были заняты популярные актеры театра и кино: Пьер Ардитти, Пьер Ванек и Фабрис Лукини, которого на гастролях заменил Жан-Луи Трентиньян. Премия французских театральных критиков под скромным и лаконичным названием "Мольер" досталась спектаклю сразу по двум номинациям: "лучшая драматургия" и "лучший спектакль частного театра".
Про французский спектакль ничего не скажу, не пришлось видеть, но русская его версия, безусловно, произвела впечатление. Довольно неожиданное. Не знаю уж почему, но, глядя на афишу, представлялось что-то очень коммерческое (для интеллектуально настроенной критики это, конечно же, дурное слово), то самое, к чему изо всех сил стремятся многочисленные антрепризы, возникающие теперь как грибы после дождя. Таких "грибов" наш таллиннский зритель в последнее время "накушался" предостаточно, и один раз "отравившись" таким блюдом, уже больше не рискует встречаться с их "поварами" – создателями из Москвы и С.-Петербурга.
И в этом случае тоже воображалось нечто игриво-легкомысленное, предназначенное для развлечения уставшей от жизни и большого искусства публики, и ни для чего большего. Уже и лицо было приготовлено для того, чтобы эдак задумчиво-скорбно произнести: нам бы ваши заботы, господа французы. Да вот не получилось. Пришлось перестраиваться на ходу. Обнаружилось, что коммерческое вовсе не значит пустое и легкомысленное, и еще к тому же часто и пошлое. От него не надо ждать откровений, это правда, но первоклассным оно (коммерческое искусство) вполне может быть.
В этой пьесе нет ни глобальных тем, ни философских обобщений. В ней рассказывается о мужской дружбе, которая готова рухнуть из-за того, что один из героев, поклонник современного искусства (Михаил Янушкевич), купил за сумасшедшие деньги картину, где на белом фоне изображены три белые же диагональные полосы. Другой герой, традиционалист, любитель классических норм и правил (Игорь Костолевский), никак не может пережить и этой безумной траты, и того, что друг упрямо продолжает настаивать на своих, конечно же, снобистских воззрениях. Третий, самый трогательный и беззащитный (Михаил Филиппов) безуспешно пытается угодить обоим и вызывает одно только раздражение своей примиренческой позицией. Не знаю, смешно ли все это в пересказе, но на сцене – смешно безусловно. А помимо того что смешно, еще и грустно. Хотя бы потому, что все трое уже немолоды, одиноки и, кроме этой пятнадцатилетней дружбы, в их жизни больше нет ничего сколько-нибудь значительного.
В центре сюжета - пустяк, анекдотический случай, но спектакль французского режиссера Патриса Кербата совсем не пустяковый. Во-первых, очень хорошо играют известные нам актеры. А кроме того, та самая сердечность, что испокон веку приписывалась исключительно русской театральной традиции, так мило и легко соединилась с типично французской остротой и изяществом, и вот вам результат – увлекательный и даже, можно сказать, значительный. Хотя бы потому, что ведь не об искусствоведческих спорах написана пьеса. А пожалуй, о том, куда может завести близких людей непримиримость по отношению к иному мнению. Думаю, что эта тема нам очень близка.
И надо еще сказать о том, что столь изящно-легкого стиля сценического повествования на наших подмостках (особенно среди гастрольных спектаклей) давно не было. Артисты мастерски подхватывают эту информацию и без единого сбоя, дружно тянут ее до финала. Получился элегантный и остроумный спектакль, действительно, "тонкая французская игра", как говаривал провинциальный герой-любовник Петя Миловзоров.
А заварили эту очень симпатичную кашу Международная конфедерация театральных союзов, Французский культурный центр и Министерство культуры России. Спасибо им за это и за возможность привезти эту талантливую работу в наш родной Таллинн!
До встречи в зрительном зале.
Адольф КЯЙС.
"ART" - спектакль совсем новый, 1997 года (копродукция Международной конфедерации театральных союзов и Французского культурного центра в Москве), но уже нашумевший, вызвавший множество откликов. В том числе письмо президента республики Франции Жака Ширака автору пьесы Ясмине Реза. Месье Ширак пишет: "...это действительно сильное и оригинальное произведение, в котором покупка в высшей степени абстрактной картины выявляет то, что прячется за обычными проявлениями дружбы: недомолвки, жестокость и нежность".
Лучше президента не скажешь. Можно добавить лишь, что у себя на родине Ясмина Реза получила за пьесу "ART" ("Искусство") премию "Мольер".
Художник Эдуар Лог (Франция) выстроил на сцене ослепительно белоснежный павильон (хороший контраст - черные костюмы героев), а французский режиссер Патрис Кербрат, как видно, пытался обучить актеров особой сценической сдержанности и тонкости. Но актеры-то наши, российские: Игорь Костолевский, Михаил Филиппов и Михаил Янушкевич. И играют по-нашему сочно, хотя у И. Костолевского это, как всегда, сочетается с ленивым самолюбованием. Лучше других - М. Филиппов. А в общем зрелище элегантное, необременительное и короткое. Без больших радостей, но и без больших печалей.
Владимир СПЕШКОВ.
"Золотая маска" в
Чебоксарах (Полигон, культурные проекты
Чувашии – Новости, 31-05-2005)
Вчера на сцене Чувашского академического драмтеатра имени К. Иванова началась яркая акция: театр-студия «Московский ангажемент», театр имени Моссовета и Московский художественный академический театр имени А.Чехова покажут свои постановки. Спектакли представляет Ассоциация «Золотая маска».
"Золотая маска" - театральный фестиваль, весной каждого года представляющий лучшие спектакли страны во всех видах театрального искусства.
«Золотая маска» - это и Национальная Премия, которая учреждена Союзом театральных деятелей России в 1994 году.
Президент Чувашской Республики Н. Федоров за поддержку театрального искусства удостоен в 2004 году звания лауреата премии «Золотая маска».
За восемь лет существования «Золотая маска» стала важнейшим культурным институтом новой России.
...Первым на сцену вышел «Московский ангажемент» с пьесой популярнейшего французского драматурга Ясмины Реза «Арт», одной из самых успешных пьес конца двадцатого века. В умном и тонком спектакле, поставленном французским режиссером Патрисом Кербратом, блестяще играли Игорь Костолевский, Михаил Янушкевич и Михаил Филиппов.
В спектакле рассказывается простая история из жизни трех друзей, двое из которых полярно отдалились друг от друга, когда один из них – Серж (Михаил Янушкевич) - купил абсолютно белую картину за бешеные деньги, что и привело второго – Марка (Игорь Костолевский) – в состояние полного душевного исступления. Третий же – Иван (Михаил Филиппов) – оказался между ними буфером, желающим примирить друзей.
Актеры легко и изящно разыгрывают страсти, ведя за собой зрителя, затаившего дыхание то от неожиданного комизма ситуации, то от трагизма. Зритель легко прочтет авторскую метафору, узнав себя в трех незадачливых друзьях, чуть было не ставших врагами из-за разных взглядов на искусство.
Пьеса «Арт», написанная в 1994 году, была переведена на 35 языков. Ее московская премьера прозвучала необычайно громко – во многом благодаря тому, что русские актеры не только овладели стилем драматурга, но и внесли в интеллектуальный и ироничный текст пронзительную, глубоко волнующую ноту.
Европейская пьеса-хит сыграна в Москве
На сцене филиала Малого театра на Ордынке Игорь Костолевский, Михаил Филиппов и Михаил Янушкевич сыграли недавно новый спектакль по пьесе Ясмины Реза “АRТ”, совместную продукцию Международной конфедерации театральных союзов, Министерства культуры и Французского культурного центра. Постановка популярной сейчас в Европе французской пьесы осуществлена также французами — режиссером Патрисом Кербратом и художником Эдуардом Логом.
“Это просто белое дерьмо”, — так оценивает Иван (Михаил Филиппов), один из героев “АRТ”, художественные достоинства абстрактной картины, вокруг которой разворачивает сюжетные перипетии своей пьесы Ясмина Реза. Зрителям дана возможность самим составить впечатление об этом произведении современного искусства: через несколько минут после начала спектакля врач-дерматолог Серж (Михаил Янушкевич) торжественно и осторожно выносит на сцену полотно, купленное им накануне за двести тысяч франков (то бишь за сорок тысяч долларов, как немедленно разъясняют зрителям сами же герои) у якобы очень известного художника. Именно эта астрономическая сумма, отданная другом за весьма сомнительную вещь, приводит в нешуточную ярость инженера Марка (Игорь Костолевский).
Пятнадцатилетняя дружба трех мужчин с интернациональным набором имен с этого момента оказывается под угрозой. Абсолютно белая картина с тремя тонкими, едва заметными и тоже белыми, параллельными полосами оказывается поводом для бурного выяснения отношений, для обид, конфликтов и чуть ли не полного разрыва. Конечно, речь идет не просто о несовпадении эстетических вкусов трех честолюбивых искусствоведов. (Тем не менее автору было строго указано со страниц французских газет на недопустимость “ реакционной критики” абстракционизма). Друзья не случайно имеют профессии, далекие от мира искусства — это, кстати, почти единственное, что о них достоверно известно зрителю. И хотя время от времени в тексте возникают упоминания о каких-то прошлых обстоятельствах жизни или планах на будущее, очень быстро приходит осознание того, что единственное реальное обстоятельство для этих людей — их многолетняя и требовательная дружба.
Кризис их отношений вызывает нечто большее, чем отказ конкретного живописца от формы и цвета. Ясно, что злополучная картина, как внезапно вошедший в давно знакомый дом и ставший дорогим его хозяину чужак, становится поводом для непобедимой ревности. Когда Патрис Кербрат три года назад впервые представил публике в парижском театре Comedie des Champs Elysees пьесу Реза, кто-то из критиков углядел в отношениях героев призрак более тесной, чем просто дружба, привязанности. Объяснение соблазнительное: толкование страстей вокруг произведения именно абстрактного искусства как объекта гомосексуальной ревности выглядит эффектной новинкой.
Между тем пьеса “АRТ” написана слишком тонко и непринужденно, чтобы концептуальный психоанализ исчерпывал ее содержание. Она оставляет конечный смысл недоговоренным, но завораживает его несомненным наличием. Ясмина Реза так искусно строит диалог, что для удержания внимания публики не требуется нагнетания событий. Простой обмен короткими бытовыми репликами, вроде бы накиданными безо всякой заботы о красотах литературного стиля, не дает поймать драматурга за руку. Пьеса написана быстрым, легким, остроумным и необычайно изящным пером. (Адресатом этой похвалы, конечно, является не только автор пьесы, но и переводчик Елена Наумова).
Кстати, актерам тут подсказано очень верное решение: они поначалу словно пробуют на вкус каждое слово, делают паузы внутри предложений, подчеркнуто отчетливо выговаривают реплики, как будто проверяя эту разговорную простоту на истинную прочность. Запас прочности оказывается весьма велик. Как и запас холодноватого, но покоряющего глаз зрителя изящества сценической формы.
Три одинаково одетых во все черное человека в ослепительно белом павильоне смотрятся истинно драматическими героями. Три монолога, которые они по очереди произносят в конце, непроизвольно вызывают ассоциации с чеховскими сестрами. Вообще тень экзистенциальной драмы (облаченной в приличествующую концу века почти шутливую форму) к этому моменту отчетливо проступает в спектакле. Печальная разгадка ситуации состоит в том, что герои, может быть, впервые всерьез задумываются о конечности жизни.
В доказательство верности дружбе Серж позволяет Марку испортить дорогую покупку, нарисовать на картине фломастером нелепого лыжника. Но чернила оказываются смывающимися, и несколькими взмахами мокрой тряпки друзья возвращают картину в состояние исходной белизны. Этот жест вдруг позволяет Марку “прозреть” и понять белые линии на холсте как образ человека, пересекающего пространство и исчезающего в нем”. С картиной все становится ясно: побывав жертвой, она обретает роль талисмана. А чувство того, что им очень страшно пересечь время и исчезнуть в нем, герои так и оставляют невысказанным.
Белое на белом это, знаете ли,
что-то
("Сургутская трибуна", №125 (8958), 04-07-1998)
Спектакль «Аrt»,
который в Сургут привезли москвичи, относится, скорее, к разряду элитарного,
нежели массового искусства: простой зритель исключительно из вежливости досидел
до конца постановки.
Хотя так, наверное, и должно быть. Как сказал на прессконференции один из главных героев спектакля, роль
которого исполнял хорошо знакомый сургутянам по
прежним приездам в город Игорь Костолевский, «об этом
спектакле не скажешь, что хорошо отдохнул, - он будоражит мысли. То есть делает
то, чем и должно заниматься искусство».
Пьеса французской сценаристки Ясмины
Реза ни о чем и вместе с тем обо всем. Дружили три товарища. Каждый жил своей
жизнью, и их отношения в принципе никого не обременяли. До тех пор, пока один
из приятелей - Серж не купил картину. Белую картину, на которой, если хорошо
приглядеться, видны абсолютно белые полосы.
Стоило это произведение искусства недешево. Очень даже
недешево - сорок тысяч долларов...
Когда вы покупаете что-то из ряда вон выходящее, вы,
понятное дело, хотите, чтобы вашу радость кто-то смог разделить, особенно
близкие. Приобретая дорогущий «Мерседес», например, вы тоже первым делом не в
гараж его ставите, а едете по городу. Показать, одним словом. Вдруг к тому же кто из знакомых встретится.
Но, когда вас не понимают да еще при этом пальцем у виска
покручивают, вы начинаете испытывать раздражение к тому человеку, которого еще
пару минут назад уважали и любили.
То же самое испытывает Серж (Михаил Филиппов) по отношению
к Марку (Игорю Костолевскому), демонический хохот
которого при демонстрации нежно любимого владельцем шедевра будит в нем зверя. Самое любопытное, что третий приятель Иван (Михаил Янушкевич), который всеми силами души пытается быть хорошим
и понять позицию каждого из друзей (этакий «мякиш для беззубых, пластырь для
нарывов»), вызывает негативную реакцию как со стороны одного, так и со стороны
другого. Одним словом, друзья «ломают» бесхребетного. Правда, от этого он
отнюдь не становится тверже. В их понимании этого слова.
Белая картина, или «белое дерьмо»,
как категорично окрестил полотно Марк-Костолевский,
сыграла роль лакмусовой бумажки. Приятели перессорились в пух и прах. Но дружбе
не наступил конец. По истечении какого-то времени Серж, пускавший слюни при
виде своей ослепительно белой картины, разрешает Марку... нарисовать на ней
фломастером(!) то, что ему захочется. И тот рисует. Лыжника, летящего с горы.
Не ахти как это у него получается, но зато - не белым по
белому. И это ему уже понятно. Но, правда, не настолько, чтобы за сорок тысяч
долларов или двести тысяч франков...
Но постепенно все становится на свои места. Приятели даже
смывают каракули Марка, восстанавливая картине первозданный, но уже, увы, не
девственный вид.
По той же схеме восстанавливаются и отношения между ними.
Они опять превращаются в дружеские. Но только дружба
уже стала другой. Ни лучше, ни хуже. Просто не такая.
Спектакль держит зрителя в постоянном напряжении. Симпатии зала
мечутся от одного персонажа к другому. Кому-то жаль Ивана, кто-то считает его
тряпкой. Кто-то ополчился на бескомпромиссность Марка, а кому-то он кажется
«твердым и реальным». Кому-то Серж кажется «конченым шизиком»,
а кто-то оценивает его как натуру тонкую и ранимую. В общем, сколько людей -
столько и мнений.
В любом случае приятно, что, приехав в так называемую
провинцию, актеры привезли этот спектакль. Точнее, это им, по их словам, было
приятно, что сургутяне заказали такую стильную
штучку, как «Аrt».
Пьеса потрясающе решена за счет тонко просчитанного
освещения и декораций. Но, по признанию Янушкевича-Филиппова-Костолевского,
спектакль трудно эксплуатировать. Есть такое понятие в театральном мире, куда
включается и финансовая, и смысловая трактовки. Между тем денежные вливания в
постановку происходят, и порой не совсем обычным способом. После премьеры в
Москве, например, за кулисы пришел один господин и предложил купить белую
картину за определенную сумму. Правда, не за сорок тысяч долларов: все ж таки
реквизит - не оригинал.
Как долго протянет новомодная постановка - реализация
сложно рождавшегося французско-российского проекта, ответить сложно. По словам
Михаила Янушкевича, он и хотел бы сказать, учитывая,
что «art» переводится как «искусство»: мол, «жизнь
коротка - искусство вечно», - но в данном случае не рискнет. Присоединитесь ли
вы к этой точке зрения, будет зависеть от вас. Хотя нет, кто не посмотрел
спектакль, тот, увы, создать своего мнения уже не успеет. Поезд ушел. А картину
- тот самый реквизит, как мы уже сообщали, москвичи подарили Сургуту. В честь
Дня города. И, как говорила Мудрая Сова, безвозмездно.
Татьяна КИФОРУК
ПЕРЕСЕЧЕНИЕ
ПРОСТРАНСТВА [«Новая драма» в Кирове]
В Кирове прошел Фестиваль современной пьесы. Залы были
полны…
Вятский край (10-10-2002)
БЕЛЫЙ ПРЯМОУГОЛЬНИК РАЗДОРА
Друзья
познаются не только в беде, но и в радости.
В этом смысле «Арт», сыгранный по пьесе Ясмины Реза Игорем Костолевским,
Михаилом Филипповым и Михаилом Янушкевичем
в день открытия в Кирове фестиваля «Новая драма», — спектакль
о дружбе. Правда, разрушенной несовпадением
мнений на современное искусство. Хотя при чем здесь картина, этот белый
прямоугольник раздора, в котором, если приглядеться, можно рассмотреть
белые поперечные полосы? В начале-то была радость, радость приобретения,
радость, которую не разделил давний друг…
Они
не случайно похожи, Марк (И. Костолевский)
и Серж (М. Янушкевич). Высокие,
предпочитают однотонные костюмы и темные водолазки, слушают монолог Ивана
(М. Филиппов), синхронно положив нога
на ногу (причем оба правую на левую), и одинаково
не «врубаются» в суть его сложных, еще не начавшихся семейных
отношений. Они, похоже, и сами сознают эту похожесть, и оттого
больнее каждому встречное непонимание. Сержу непонятно, как Марку может не нравиться
белая картина, Марку непонятно, как Серж мог выложить 200 тысяч франков
за это белое дерьмо… А понимания хочется,
и потому каждый апеллирует к Ивану (М. Филиппов), в надежде
подкрепить его мнением свое собственное…
В стихии этой
пьесы актеры чувствуют себя так, будто всю жизнь только о ней
и мечтали, свободно и естественно меняя интонацию, фонтанируя
репликами. «Ни сам мир, ни все великое и прекрасное в этом
мире никогда не рождается в результате разумных вещей», «Человек
своего времени — это вклад в цивилизацию. ..»,
«Я не верю в те ценности, на которых стоит сегодняшнее
искусство»… Внешне простые, обыденные, они взрывают зал, включают его
в контекст сопереживания. И, вначале согласившись с тем, что
фестиваль «Новая драма», удачно выбрав для пролога спектакль «Арт», представляет театр драматурга,
а не режиссера или актера, незаметно для себя понимаешь, что пьеса Ясмины Реза очень даже артистическая и зрительская,
да и режиссерски она выстроена
будь здоров. И вполне допускаешь, что в чем-то она и о нашем
отношении к культурной столице —
в размышлениях ли о жизни, в разговорах ли об авангардном и классическом в искусстве…
Почему же я решил,
что «Арт» — это о дружбе? Разве то, что
один видит в нерациональной покупке поступок в высшей мере поэтический,
а другой не способен любить Сержа, покупающего эту картину,
и как следствие — уже не понимает, на чем могут держаться
отношения с тем, кто так легко объявляет, что эти цвета его трогают,
говорит о чем-то дружественном? А отношения, которые распались в результате
всех этих речей и событий? А привязанности, которые улетучиваются?
А испытательный срок?
Но ведь
сказано уже: «Я безнадежно ищу друга, который был изначально создан для
меня…» И «за друзьями всегда надо присматривать, иначе они
от тебя ускользнут», произнесено. Да и «я хочу быть вашим
другом, добрым духом…» не ветром надуло. И смешной лыжник,
с благословения Сержа нарисованный фломастером Ивана рукой Марка, совсем
не случайно появился на белом прямоугольнике раздора. И то, что
все нарисованное на белом полотне легко смывается, уже ничего
не значит. Потому что и на белом полотне можно рассмотреть:
под белыми облаками падает белый снег, падает, пока человек, скользящий вниз
одиноким лыжником, не исчезнет и не обретет где-то там свою
плоть. И пусть на белом не видно ни белых облаков,
ни снега, ни холода, ни одинокой фигурки, никто не оспорит
Марка, утверждающего: на полотне метр шестьдесят на метр двадцать
изображен человек, пересекающий пространство и исчезающий в нем…
И уважать
человека, этого ли, другого, можно уже за то, что пересекал он это
пространство на ваших глазах, а не за то, что соглашался
с вашим мнением или оспаривал его, больно царапал своей самостоятельностью
или раздражал бесхребетностью. Любить людей ради них самих, без той надежды,
которую на них возлагаешь. А чемпионов в дружбе нет. Друзья,
может быть, и не равны в споре в прошлой дружбе,
но в настоящей — равны. Так что не выбирать свой лагерь
надо было Ивану, а подниматься по ступеням прощения, преодолевая
словесное безумие и душевный дискомфорт…
Я. Реза "Арт" ("НИС-Ревю")
Первое и,
наверное, для зрителя самое главное: смотреть нужно. Пьеса хорошая, не похожая
ни на что нам известное, однако вызывающая вполне человеческие чувства, почти
одновременно смешная и печальная, замечательная простыми своими диалогами -
именно своей простотой: да - нет; почему - потому; мне эта картина нравится - а
по-моему, это дерьмо; может быть, пойдем поужинаем в
лионский ресторан - у меня от жирной пищи изжога... Кажущаяся
беспроигрышность - вот что может испортить эти диалоги, не оставляющие места
для провальных пауз и музыкальных интерлюдий. Много слов, нет времени на
размышление; собственно говоря, и вся рефлексия здесь переведена в слово. В
какой-то момент "верхний" свет приглушается, и только яркий белый луч
выбирает того из трех героев, который готов поделиться собственными мыслями и
потому обращается не к партнеру, а, вступая в диалог сам с собою, - прямо в
зал. В старом театре это называлось апартом.
Не знаю,
хороша ли она по-французски, но в русском переводе Елены Наумовой пьеса эта
кажется совершенно великолепной. Я имел возможность ее прочесть - поверьте, это
так. Красивы декорации Эдуарда Лога (из буклета, выпущенного к премьере, можно
узнать, что он окончил Школу изящных искусств в Лилле;
автор сценографии к оперным и драматическим спектаклям; последняя работа с
режиссером Патрисом Кербратом
принесла ему театральную премию Мольера "За лучшую сценографию
года"). Совершенно белый "кабинет",
белый диван, белое кресло, задник разделен на три равные части; вначале
заполнена лишь центральная часть "триптиха" - белая, во время
спектакля она будет то подниматься, то опускаться с еле слышимым присвистом
(гильотина "не на смерть"); две другие по ходу пьесы будут то
заполняться, то вновь освобождаться двумя реалистически расписанными панно - с
окном, с яркими, почти аляповатыми драпировками и
чем-то еще. Режиссура Патриса Кербрата
ненавязчива, как и переходы света. Краткость полуторачасового спектакля вовсе
не означает, что публике предложена легковесная безделушка на французский лад.
Хотя смотрится спектакль без ощутимых усилий. Легко!
Хороши и
актеры - Михаил Янушкевич (который пока играет лучше
остальных), Михаил Филиппов и Игорь Костолевский.
Кажется, что
пьесу мог написать только мужчина, - так точны здесь некоторые малозаметные
психологические тонкости мужской дружбы.
В пьесе Ясмины Реза трое друзей готовы рассориться, ссорятся почти
и даже причиняют друг другу физические увечья только из-за того, что один из
них купил картину, на которой совершенно белое поле
пересекают наискосок три параллельные белые линии. И заплатил за нее 200 тысяч
франков (для публики, не искушенной в курсах европейских валют, герои регулярно
переводят цену в доллары - около 40 тысяч).
Картина
настолько застает этих троих врасплох, что у нас нет ни малейшей возможности
узнать какие-то подробности о прошлом Сержа, Марка или Ивана, мы почти ничего
не можем сказать о том, каким будет их будущее. Этот белый прямоугольник точно
валится с неба, а не куплен у неведомого нам, но, по словам Сержа, знаменитого
художника. И отсекает сразу и прошлое, и будущее, становясь единственной
несомненной реальностью, в то время как дружба, даже и с 15-летним стажем - не
более, чем фантом, воспоминания, слова (тем более что
картина входит в дом Сержа почти одновременно с публикой в зале, в то время как
о дружбе мы знаем только из разговоров "друзей").
Вслед за
Марком мы вправе задаться вопросом, почему именно ее выбрал Серж, согласившись
выложить к тому же немалые деньги. А Серж не опускается до объяснений.
В одной
французской рецензии на парижский спектакль Кербрата
(в 94-м году режиссер впервые поставил пьесу Ясмины
Реза "АRT" в Париже) говорилось, что в
какую-то минуту в отношениях трех героев проскальзывает гомосексуальный мотив,
что объясняет некоторый истерический характер выяснения отношений. Ничего
подобного в игре Костолевского, Филиппова и Янушкевича не проскальзывает. Другое дело, что потеря друга
все равно осознается как потеря любимой или любимого. Во Франции на этом
спектакле не просто смеялись, а буквально рыдали, заходясь хохотом. Редкая
близость реакции и, кажется, первый случай повторения успеха: на московской
премьере тоже смеялись.
Трагическое
выражение глаз Сержа (Михаил Янушкевич) скорее,
учитываешь - для послеспектакльных раздумий. Взгляд
его - действительно трагический, но не циничный или злой. Наоборот, Серж
смотрит на все с наивностью, располагая к себе почти глуповатой открытостью и
искренностью. (Может, ничем не испачканная белизна и могла его привлечь в этом
полотне?). А с какой детской победительностью, лучась
довольством, точно только что ему пришлось выиграть сражение в солдатики, он
выносит на сцену свое приобретение - "белую картину с тремя белыми
диагоналями"! И это после слов Марка (Игорь Костолевский),
начинающего спектакль, может показаться, холодной, ничто не обещающей
констатацией: "Мой друг Серж купил картину", - так учитель по
третьему разу повторяет фразу диктанта, когда отличник уже успел поставить
точку, а двоечник никак не может оторваться от крыши на другой стороне дороги.
Действие не
сразу набирает темп. Марк медленно насыщается раздражением. Не может поверить
именно в то, что такое можно купить по собственному желанию. Закручивается
интрига. Марк нападает, Серж защищает себя, картину и написавшего ее художника.
Иван (Михаил Филиппов), то забывая, то снова вспоминая
о предстоящей ему свадьбе (и тогда его монологи превращаются в почти эстрадные
номера), суетливо и беспомощно пытается примирить друзей между собой, не
поссорившись при этом ни с одним из них.
Трое друзей в
черном (на белом фоне - красота чистых графических линий - искусство без
кавычек), одетые почти одинаково, с ужасом, но не в силах что-либо изменить,
замечают, как дружба истекает однажды по неосмотрительности (допущенной каждым
из них) оставшись без присмотра. И хотя все кончается почти благодушно, тень
античной трагической неизбежности, которая с самого начала ложится на споры
"об абстрактной живописи", все же мешает поверить в счастливый финал.
(В начале репетиций родилась идея играть эту пьесу по очереди
- так, что актеры узнавали бы о том, кого именно из трех друзей предстоит им
играть, перед самым спектаклем от этого замысла отказались. Единственное, чего жаль.)
Пьеса Ясмины Реза названа словом "АRT",
взятым в кавычки. Кавычкам режиссер Патрис Кербрат посвящает гневную филиппику в уже помянутом добрым
словом буклете. В этом "закавычиванье"
есть, наверное, особая игра. Но, кажется, и без того в спектакле достаточно и
игры, и смысла.
Г.Заславский
Арт
05.03.2001
"Театральная афиша"
...
так называется спектакль французского рёжиссера Патриса
Кербрата, рассказывающий простую историю из жизни
трёх друзей, двоё из которых полярно отдалились друг от друга, когда один из
них - Серж (Михаил Янушкевич) - купил абсолютно белую картину за бешеные деньги, что и привело
второго - Марка (Игорь Костолевский) - в состояние
полного душевного исступления. Третий же - Иван (Михаил Филиппов) - оказался между
ними буфером, желающим примерить не в меру антагонистически настроенных друзей,
и в следствии этого подвергшийся колким выпадам сразу
с двух сторон.
Art - в переводе с
любого европейского языка означает "искусство", "Art" - в свою очередь вполне может означать
"псевдоискусство". Однако, как это ни странно, в спектакле
практически нет разговоров об искусстве, а из всевозможных терминов по теме
употребляются самые простые: "мастер", "шедевр",
"период", ну и на закуску - "деконструкция".
Да, герои спорят о том, можно ли считать абсолютно белую
картину (хотя и с не менее белыми полосами по диагонали) искусством, а
художника, её создавшего, мастером, но это скорее внешняя форма, в рамках
которой решается более широкая проблема человеческих отношений. Дело не в том,
что Марк признаёт только классику и любуется на весящий в его гостиной вид Каркосона, и не в том, что Серж вдруг
начинает увлекаться абстрактной живописью и Сенекой. Проблема в том, что эта
"белая картина" является тем пробным камнем, лакмусовой бумажкой,
посредством которой вскрываются скрытые чувства и мироощущения в этой тесной
дружеской компании.
Марк всегда
считал себя лидером и по сути был им. На его образ
жизни, суждения, пристрастия, вкусы, в том числе и художественные,
ориентировались Серж и Иван. И вдруг произошла качественная перемена - Серж
начал самостоятельно принимать решения, сообразовываться со своими внутренними
побуждениями и потребностями - что и вылилось в покупку пресловутой картины
безумно популярного автора за безумную же сумму денег. Смириться с подобной
внезапной самостоятельностью Марк не смог. Проведя своего друга через все
ступени дружеских попрёков и перевоспитательных речей
(которые незамедлительно вызвали защитную и не менее яростную реакцию с
переходом на личности - в частности на подругу Марка, Паулу),
Марк смог смириться только тогда, когда Серж предложил ему нарисовать
что-нибудь на белой картине. Успокоенный Марк нарисовал лыжника, а успокоенный
Серж был тем более спокоен, так как знал, что фломастер, который послужил
орудием творчества, легкосмываем. Лыжника смыли,
картина осталась на прежнем месте, дружба была сохранена.
Хуже всего в
этой игре самолюбий пришлось Ивану. Будучи человеком легко ранимым и
чувствительным , он не мог спокойно смотреть на
разрушение дружбы, и пытался всячески этому воспротивиться: то уговорами, то
собственным примером. Он, пожалуй, был единственным, кто оказался способным
увидеть на белой картине белые поперечные полосы.
Описывая
сценическое воплощение этой пьесы французской драматургессы
Ясмины Реза, легче всего отделаться словом
"стильно". Термин этот хорош своей неопределённой расплывчатостью,
ибо каждый может подразумевать под ним, что угодно. В данном случае применить
этот термин тем более заманчиво, что и в пьесе речь идёт вроде все о той же
проблеме искусства и псевдоискусства: купить белую картину за бешеные деньги -
вот что значит жить стильно! Однако, изящная форма в
данном случае не должна затмевать содержание. Поэтому термин
"стильно" оставим разве что за сценографией (художник - Эдуар Лог): черные строгие костюмы актёров на белом фоне.
Разновеликие двери. (Плюс оригинальная смена места действия - через мгновенную
соответствующую замену одной трети задника). Итак, зрительная картинка хороша,
но и она осталась бы пустой рамкой, если бы её не заполнили своей плотью три
очень хороших актёра - Михаил Янушкевич, Игорь Костолевский, Михаил Филиппов. Они легко и изящно
разыгрывают психологические страсти по белой картине, ведя за собой зрителя,
затаившего дыхание то от неожиданного комизма ситуации, то от внезапного
увеличение ситуации до размеров трагедии. Трагедии
прежде всего потому, что, как ни банально это звучит, но все зрители легко
прочли авторскую метафору, узнав себя в трёх незадачливых друзьях, чуть было не
ставших смертельными врагами из-за того, что поставили во главу угла самолюбие
и амбиции по ничтожно малому поводу - спору по поводу родов и видов искусства и
псевдоискусства. Спору, в пылу которого они почтим
забыли самое главное:
Art - это искусство
сохранить дружбу и человеческие отношения в тех случаях, когда они подвергаются
испытанию со стороны "абсолютно белых картин с белыми полосами по
диагонали".
"Art" Ясмин Реза, перевод с
французского Елены Наумовой
("Страницы
московской театральной жизни")
Совместный проект Французского культурного центра и Конфедерации театральных
союзов
В помещении филиала Малого театра
Режиссер - Патрис Кербрат
Художник - Эдуард Лог
Премьера - 25 мая 1997 года
Спектакль идет без антракта, продолжительность 1 час 30 минут
Жили-были три друга. Пятнадцать лет общения не были омрачены размолвками и непониманием, пока один из друзей не купил белую картину с нарисованными на ней белыми полосами.
История о том, как поссорились сторонник классической живописи Марк и любитель современного искусства Серж, и как нейтральный по отношению ко всем и каждому Иван пытался их помирить написана француженкой Ясминой Реза. Спектакли по пьесе "Art" стали театральным событием в Бельгии, Германии и США. Во Франции постановка Патрика Кербрата была в 1994 году удостоена премии "Мольер". Однако московская премьера не прямой перенос на русскую почву французского спектакля, а новая работа - на этом режиссер акцентирует внимание особо.
И все же "аромат Парижа" ощущается весьма отчетливо. Сценография по-французски проста и стильна - мужчины, одетые в черные костюмы, играют на фоне абсолютно белых декораций. Режиссура незатейлива и экономна в выразительных средствах: Патрик Кербрат отдает явное предпочтение статическим мизансценам, дающим возможность актерам спокойно и внятно донести до зрителей любопытный, не лишенный занимательности и ненавязчивой философии, но излишне многословный текст Ясмины Реза.
Спектакль не столько про вкусы (о которых можно и нужно спорить), сколько про дружбу и друзей, которых "нельзя оставлять без присмотра". Герои спектакля не принадлежат к богемной среде: "классицист" Марк - инженер (Игорь Косталевский в этой роли привычно элегантен, высокомерен и чуть хамоват); "абстракционист" Серж (Михаил Янушкевич) - дерматолог; "ангел примиритель" Иван (Михаил Филиппов) продает канцтовары. Потому вполне естественно, что их разговор, начавшийся с вопросов искусства, довольно быстро переходит в сферу человеческих взаимоотношений, в некий массовый психоаналитический сеанс.
В финале герои приходят к мысли, что старая дружба лучше новой картины и наступает долгожданное всеобщее примирение.
А.С.
"ART"
Фредерик Ферней, "Фигаро"
Впервые "ART" в постановке Патриса Кербрата был сыгран в октябре 1994 года на сцене парижского театра "Комеди дэ Шанз Элизе", после чего полтора года спектакль не сходил с его афиши, а затем еще полгода гастролировал по Франции, Бельгии и Швейцарии. В спектакле были заняты популярные актеры театра и кино: Пьер Ардитти, Пьер Ванек и Фабрик Лукини, которого на гастролях заменил Жан-Луи Трентиньян... Работа была удостоена премии "Мольер" по двум номинациям - за лучшую драматургию и за лучший спектакль частного театра. Пьеса с успехом ставилась в США, Англии, Германии, Израиле и Бельгии.
Первая же пьеса Ясмины Реза - "Разговоры после погребения" - принесла ей огромный успех: она получила театральную премию "Мольер" в номинации "Лучший драматург". Ее следующие произведения - "Переход через зиму", "Человек случая" - тоже были удачными, но пьеса "ART" принесла ей международную известность: снова премия "Мольер", а потом и английские премии - "За лучшую комедию года" и Лоуренса Оливье.
В своей постановке Кербрат успешно преодолевает массу трудностей, создаваемых пьесой. Они невидимы, и потому у зрителей возникает иллюзия, что актеры на сцене забавляются. Но не будем забывать, что эта непринужденность была достигнута трудом, и кажущаяся легкость есть не что иное, как то самое искусство...
Далеко ли до
Парижа?
Алена Злобина
("Знамя", №7, 1998)
Ясмина Реза. Art.
Постановка Патриса Кербрата.
Международная конфедерация театральных союзов совместно с Французским
культурным центром, 1997.
Ясмина Реза. Искусство. Постановка Евгения Каменьковича. Театр п/р Олега Табакова, 1998.
Ясмине Реза нет еще сорока, но она уже считается одним из ведущих драматургов сегодняшней Франции. Признание пришло к ней после первой же пьесы — «Разговоры после погребения», получившей престижную премию Мольера. Две следующие вещи тоже имели успех, хотя и не столь громкий; зато последняя, «Art», стала воистину всесветным театральным событием. Награды сыпались как из рога изобилия: премия Мольера, премия Лоуренса Оливье (Англия), международная премия «За лучшую комедию года»; спектакль, поставленный режиссером Патрисом Кербратом и оформленный сценографом Эдуаром Логом, тоже получил свою долю призов и с триумфом проехался по миру, всюду встречаемый восторгами рецензентов и бурными аплодисментами публики. И когда Международная конфедерация театральных союзов вместе с Французским культурным центром осуществили беспрецедентную акцию — выпустили римейк французской постановки, но на русском языке и с нашими артистами, — мы, естественно, ожидали чего-то чрезвычайного; дополнительную значимость сюжету придавало личное приветствие президента Франции, выражавшего «огромное удовольствие» в связи с тем, что «московская публика получит возможность открыть для себя это действительно сильное и оригинальное произведение».
Ожидания не оправдались — о чем я уже писала в «Знамени» (№ 12,1997); однако здесь стоит в двух словах напомнить читателю смысл и содержание пьесы, сохранившей в тот раз свое французское название: «Art»... Один из героев, Серж, покупает за 40 тысяч долларов картину знаменитого авангардиста: три белые диагональные линии на белом же фоне; его давний и близкий друг, Марк, глубоко возмущен: платить такие деньги за такое дерьмо! (Серж, заметим, отнюдь не миллионер). Ссора грозит перерасти в полный разрыв — не из-за самой картины, разумеется, но из-за того, что Марк считает: если Серж искренне восхищается этой шарлатанской «живописью», значит, у него что-то не в порядке с головой!.. Большинство зрителей, похоже, было согласно с таковой позицией, и я даже склонна думать, что как раз эта крамольно-простая проповедь эстетического консерватизма и явилась подлинной причиной обвального триумфа. Правда, западные критики очень стремились защитить драматурга от обвинений в «реакционной критике абстракционизма» («Le Monde»), да и наши не хотели верить в серьезность ее пафоса: можно ли продолжать бороться с беспредметной живописью, если черные квадраты и белые полосы давно красуются в музеях?.. Оно, конечно, так; но недаром же «актуальное» изобразительное искусство становится явлением все более маргинальным, вызывающим интерес лишь у самих художников, галеристов да нескольких десятков коллекционеров... Однако сейчас разговор не о том — сейчас нас интересует сравнение французской и русской постановок. В отличие от Патриса Кербрата Евгений Каменькович отнюдь не является звездой режиссуры. Естественно, что особых надежд на его «Искусство» мы не возлагали — а в результате получили приятную возможность натурально гордиться отечественным театром: рядовая работа нашего рядового постановщика вышла ничуть не хуже, чем ихний многократно премированный хит. А ведь задача Каменьковича осложнялась дополнительным требованием: не повторить приемы и ходы французского коллеги. Впрочем, это затруднение было преодолено самым простым из возможных способов — по принципу «наоборот». Если у французов спорная картина стояла на виду — повернем ее к зрителю задом (на что там смотреть, в самом деле?); если у них вся декорация была белой — пусть у нас фон будет черным; если у них персонажи щеголяли в черном — значит, мы оденем их... нет, не в одинаково-белое, а в разные цвета, и даже со смыслом: любителю белых полосок достанется соответствующей окраски костюм, консерватор выступит в строгой черной тройке, а третий друг, охарактеризованный как «половинчатое существо», предстанет в сером. Но это — постановочные детали, мелочи. Куда интереснее рассмотреть различия принципиальные — столь резкие, что, кажется, два спектакля сделаны прямо-таки со специальной целью: продемонстрировать зрителю разницу между французской и русской сценическими традициями в целом.
«Art» был по-французски изящным, элегантным и щегольски остроумным: актеры — хотя и наши (Игорь Костолевский, Михаил Янушкевич, Михаил Филиппов), но отдавшиеся во власть француза — вели диалог стремительно и легко, словно пинг-понговые шарики перебрасывали, а все вместе производило впечатление заведомой несерьезности и легковесности... «Искусство» заставило меня вспомнить нескольколетней давности интервью с Сергеем Юрским, где артист в числе прочего говорил, как изменился его взгляд на отечественную театральную практику после работы во Франции. «Они — я никак не хочу их обидеть, наоборот, очень люблю их, — думают то ли быстрее, то ли более поверхностно. И наша речь, наш театр кажутся им — и теперь я уже вижу, что небезосновательно — страшно тяжеловесными... Это вымогание из себя эмоций, преувеличенное внимание к каждому предложению, к каждому периоду, эти паузы, эти ударения — тогда как чувство целого уходит... Один только пример: все наши артисты считают своим долгом сделать паузу после местоимения «я». Будто вожжи натягиваются: тпр-ру! Это доводит меня теперь буквально до скрежета зубовного!» Вожжи действительно натягивались так, что порою хотелось сказать: «н-но, пошел!» И все «Искусство» в целом получилось по-русски неторопливым и таки тяжеловатым действом, в котором все проблемы ставятся всерьез, а артисты (Михаил Хомяков, Александр Мохов и Сергей Беляев) стремятся к проникновенному психологизму и насыщенному драматическому переживанию. Достигнуть оного удается не всегда — и тогда чувство подменяется криком, а «мхатовские» паузы заполняются единственно лишь хриплым дыханием. Но суть в другом: легкая и забавная пьеска не выдерживает такого «вымогания эмоций»: она прогибается, а местами просто проламывается, и смысл происходящего теряется в общей душевной растерянности. Правда, и во французском спектакле смысл был не всегда ясен, но там он проглатывался — разница существенная. Какой из вариантов «объективно» лучше (или хуже) — не знаю. Но бесспорно, что нам перевод «Art’a» на язык родных осин подходит больше: сбившись с «французского каблучка», постановка взамен обрела чисто российский пафос «душевности» и эмоциональной смуты вокруг Искусства... Зря только Евгений Каменькович запустил под конец популярную некогда песенку «Tombe la neige» — правильней было б закончить чем-то вроде «Ехали на тройке с бубенцами»...
В.АНДРЕЕВ
("Вечерний
Челябинск", 25-09-1997)
Все-таки европейцы не зря воспринимают Россию как экзотическую страну, ведь русские мужики в возрасте под сорок, встретившись втроем для того, чтобы весело провести время, не стали бы пить минеральную воду «Перрье», обсуждать принципы современного искусства и выяснять отношение на языке Монтеня и Дидро (с модной примесью Фрейда, разумеется). А в пьесе Ясмины Реза (и спектакле по этой пьесе) такая ситуация воспринимается как вполне допустимая - конечно, все слегка утрируется, как это и положено в комедии.
Но в целом рациональный и рассудочный европейский образ жизни чувствуется во всем: в холодноватых и ровных тонах декораций художника-француза, в геометрически расчерченном движении мизансцен, придуманном режиссером-французом; в тяжелом для восприятия, почти начисто лишенном разговорной лексики языке пьесы: единственные грубые слова в тексте «дерьмо», «кусок» (в смысле тысяча франков) и «стерва». Тем не менее зритель с интересом следит за развитием этого интеллектуального драматургического эксперимента, потому что русские актеры - Игорь Костолевский, Михаил Филиппов и Михаил Янушкевич - сумели-таки вложить частичку «загадочной славянской души» в этот холодный дом с гладкими стенами и ровным белесым небом за окнами. Великолепное партнерство, умение передать нюансы и оттенки чувств, безупречная актерская техника - конечно, все это есть, но присутствует что-то еще, какая-то энергия, не описываемая уравнениями театральных «систем».
Марк И.Костолевского оказывается по-русски эгоистичен и хамоват, Серж М.Янушкевича по-нашему пижонит и задирает нос, а уж пытающийся всех помирить и привести к компромиссу Иван (М.Филиппов) не зря носит такое «отечественное» имя. В итоге спектакля именно на его стороне оказывается правда: какие бы споры ни разделяли трех друзей, какие бы обвинения они друг другу ни бросали, потребность в простом и живом человеческом общении, во взаимопонимании все равно побеждает. Сыграть это - все равно что написать белым по белому, но так, чтобы всем было заметно. Гости из Москвы доблестно справились с этой нелегкой задачей.
В спектакле Театра-студии «Московский Ангажемент» Игорь Костолевский сыграл истеричного Марка, у которого идет носом кровь от переживаний по поводу трактовки произведения искусства - белой-белой картины модного художника. Картину в духе Малевича купил друг Марка - Серж (М.Янушкевич) - за 40 тысяч долларов. «Белое дерьмо!» - выносит свой приговор Марк: ему кажется, что Серж променял их дружбу на фальшивку, симулякр, шарлатанскую обманку. Рушатся устои, рвутся человеческие связи, нет больше ничего святого - во всём виновато новое искусство. Марк в отчании: «Я уже ни во что не верю!»
Это смешно, когда герой импозантно-флегматичного Костолевского вдруг начинает суетиться, фиглярничать, ускорять свою речь до невнятной скороговорки. В конце концов, он зачеркивает спорный холст своими каракулями, как в 90-х годах художник Бреннер нарисовал на музейном полотне Малевича «Белое на белом» знак доллара.
Пьеса француженки Ясмины Реза в постановке Патриса Кербрата - довольно занятная и многослойная штука. Здесь зафиксировано немало сегодняшних неразрешимых проблем: исчезновение критериев искусства, отсутствие истины как таковой, примат «раскрутки» поп-звезды над произведением, арт-продукт как провокация, уход искусства от «человеческого, слишком человеческого»...
«Я - не я, потому что ты - не ты», - цитирует своего психоаналитика друг Марка и Сержа - Иван (М.Филиппов). Личность распадается, и, чтобы склеить ее обрывки, Марк смывает свои каракули и пытается нагрузить белый холст смыслом: это, мол, промчавшийся лыжник ушел за горизонт в снежную даль. Будем верить.
("Вечерний Челябинск", 18
сентября 1997г.)
Слово «арт» французское, означает - искусство. А в приложение к тому, что предстоит на следующей неделе увидеть челябинцам на сцене академического театра драмы, - искусство высшего порядка, высшей пробы. Искусство с большой буквы, что по удачному и, наверное, преднамеренному совпадению обозначено даже самим названием спектакля русско-французского происхождения.
А началось все с Франции, с парижского театра на Елисейских полях «Комеди дэ Шанз Элизе», где три года назад режиссером Патрисом Кербратом была впервые поставлена пьеса «Арт», написанная актрисой и, как оказалось, талантливым драматургом Ясминой Реза, чье имя буквально взорвало театральную жизнь Франции. Пьеса была названа мировой театральной сенсацией, европейским хитом, по популярности она обскакала весь современный драматургический материал, с триумфом прокатилась почти по всем странам Западной Европы, получив титул «лучшей комедии года» и премию Оливье в Англии, три премии Мольера (автору, режиссеру и художнику Эдуарду Логу) у себя на родине и шквал восторгов во время своего триумфального европейского турне. А прошедшим маем с благословения самого Жака Ширака она вышла на сцену филиала Малого театра и с блеском была сыграна тремя русскими звездами - Игорем Костолевским, Михаилом Филипповым и Михаилом Янушкевичем, ведущими артистами московских театров.
Этот спектакль, как и приезжавшая в Челябинск в позапрошлом году знаменитая «Орестея» Питера Штайна, - эксклюзивный проект Международной конфедерации театральных союзов, Французского культурного центра в Москве, который поддержали правительство России и его Министерство культуры. Как «Орестея», «Арт» поднял на ноги всю театральную столицу, но прессу имел значительно большую и, пожалуй, более восторженную. Хотя в отличие от своего пятичасового «проектного» собрата этот спектакль идет меньше двух часов и сюжет его крайне незатейлив и прост.
«Мой друг Серж купил картину. Совершенно белое полотно...» - с этих вроде бы безобидных слов героя Игоря Костолевского начинаются страсти, ставящие под угрозу 15-летнюю дружбу троих мужчин. Картина, купленная одним из друзей за фантастическую сумму, становится поводом для бурного выяснения их отношений, для выплеска скопившихся обид и недовольств. Картина становится пробным камнем прочности их дружбы.
На блестяще разыгранных монологах и диалогах трех актеров вокруг шедевра абстракции и держится эта разговорная бессюжетная пьеса, из трагической драмы превращенная режиссером почти в комедию, фарс. Говорят, смех на «Арте» взрывается в зале постоянно, а сам конфликт трех друзей держит зрителей буквально в напряжении. Говорят, что режиссура Патриса Кербрата добротна и остроумна, что он знает свое ремесло и любит придумывать разные хохмы. Говорят, декорация Эдуарда Лога изысканна, элегантна, в общем, чудо как хороша. Что столь изящно-легкого стиля сценического повествования на наших сценах почти не встречается, что у трио русских актеров получилась действительно «тонкая французская игра». Говорят... Говорят и пишут. Вот лишь заголовки опубликованных сразу после майской премьеры «Арта» рецензий: «Великая дружба» («Независимая газета»), «Одинокий лыжник в белой пустыне» («Российские вести»), «А белое все-таки выбрирует» («Вечерняя Москва»), «Comme il faut» («Экран и сцена»), «Арт в кавычках и без» («Общая газета»), «Увидите Ширака - кланяйтесь!» («Московский комсомолец»), «Абстрактная живопись как мерило мужской дружбы» («Коммерсантъ-daily»), «Три персонажа в присутствии автора» («Сегодня»), «Арт» обещает искусство» («Культура»)... Такой прессинг прессы, согласитесь, впечатляет.
«Побольше бы таких спектаклей», - говорили те, кто уже имел редко выпадающее даже на столичного зрителя счастье - увидеть «Арт». Челябинцам на зависть многим оно предоставляется.
Людмила ФЕДОРОВА
Среди «звёзд»
Мельпомены
("Советская Чувашия", 03 июня
2005г.)
На сцене Чувашского драмтеатра с большим
успехом прошел фестиваль лучших российских спектаклей. Все три дня в зале был
аншлаг. Организаторы фестиваля — Ассоциация национальной театральной премии и
фестиваля «Золотая маска» и Чувашское отделение Сбербанка России, взявшие на
себя основные затраты по приезду гостей.
…Уже пять лет «Золотая маска» наряду с большим весенним конкурсом-праздником в Москве организует мини-фестивали лучших постановок в регионах России. В сезон три-четыре фестиваля. В городах, где, доподлинно известно, «звездам» всегда рады, таланты оценят, где умеют встречать и искусство поддерживается государством и спонсорами. Одним словом, в городах театральных. И именно такими слывут в столичных культурных кругах Чебоксары. Тянется молва и о наших оперных фестивалях, и балетных, и «Родниках Поволжья», и местной «Маске» — «Узорчатом занавесе»… Ну а последняя в этой веренице — о том, что Президент ЧР Николай Федоров за поддержку театрального искусства признан лауреатом премии «Золотая маска». Есть еще такой? Пока не слышно…
С этих приятных откровений художественного руководителя ЧГАДТ им. К. Иванова народного артиста СССР Валерия Яковлева и генерального директора «Золотой маски» Марии Ревякиной началась за два часа до объявленного в первый день фестиваля (29 мая) спектакля «Арт» театра-студии «Московский ангажемент» пресс-конференция с организаторами театрального праздника и участниками спектакля.
…По левую сторону от Марии Ревякиной — сияющий как именинник заместитель председателя правления Волго-Вятского банка, управляющий Чувашским отделением Сбербанка России Вячеслав Александров. Да почему же «как»? Ведь у банка-то и в самом деле день рождения. Именно 30 мая 119 лет назад, гласят документы, в Чебоксарах было открыто первое отделение Сбербанка России. Ну а то, что банк может сегодня делать себе ко дню рождения такие подарки, как театральный фестиваль, — лучшее доказательство его успешности.
…А по другую сторону от Ревякиной — артисты: народный России Игорь Костолевский, заслуженные Михаил Филиппов и Михаил Янушкевич. Костолевский и Филиппов из Маяковки, причем оба в этих стенах по 30 с лишним лет. Оба — ученики великого режиссера Андрея Гончарова. Янушкевич работал в нескольких столичных театрах, а сейчас играет по приглашениям. И доволен. В материальном плане даже в выигрыше. А игра в Америке, Канаде, гастроли в Европе — так это для его вольной и охочей до путешествий натуры ну просто верх мечтаний. Кстати, на вопрос, как бы он потратил 40 тысяч долларов, за которые его герой покупает «белую» картину, Янушкевич ответил, что поехал бы туда, где еще не был, например, на Таити. А вот Филиппов совсем другой человек. Он на этот провокационный вопрос ответил, что лучше бы отдал деньги кому-нибудь из близких, чтобы не думать, как разумнее потратить.
Со спектаклем «Арт» актеры за шесть с половиной лет объездили полмира. Успеху способствует и современная драматургия, и интересная постановка, и, безусловно, талантливая игра. Стала ли для каждого роль любимой? Как оказалось, назвать любимую роль для артиста вообще трудно. Костолевский назвал среди любимых роли в фильмах «Звезда пленительного счастья», «Вечный муж», а потом добавил, что в театре таковых еще больше. Например, Иван в «Карамазовых», Подколесин в «Женитьбе» и другие. Филиппов долгие годы играл в эпизодах и назвал роли, с которых он начал «пригождаться»: Морденко в хорошо известном телесериале «Петербургские тайны», Наполеона в одноименном спектакле… Кстати, одна из присутствующих на встрече чебоксарских актрис призналась, что роль Наполеона ее потрясла настолько, что теперь каждый человек с фамилией Филиппов (как отражение актерской работы) рождает какие-то положительные чувства. Янушкевичу памятен Фигаро, сейчас Лир в постановке Анатолия Васильева. «А вот моей теще, — засмеялся актер, — больше всего нравится моя роль в «Арте». Она раз пять была на спектакле».
В разговоре о проблемах современного театра актеры были однозначны: во главу угла они ставят профессионализм. Все сторонники психологического театра русской школы, в традициях которой работа на будущее, чтобы люди становились лучше. А то, что появилось много дилетантов, что исчезает культура театра, русской речи, что на сцене и экране стали естественными пошлость и мат, очень настораживает. «Бывает, что отказываешься от больших денег и антреприз, — сказал Филиппов. — Потому что есть какие-то ориентиры, которые не позволяют взяться за то, что оскорбляет внутренний мир». Филиппова мы действительно узнали совсем недавно. «Да 20-30 лет назад молодые и лезли, как сейчас, сразу в герои. Пройти в театре какие-то этапы считалось нормой, было больше уважения к традициям и старшему поколению. Были, конечно, мысли уйти из театра, но каждый раз я задавал себе вопрос „А смогу ли потом пройти мимо афиши, чтоб не защемило сердце?“ Поэтому переживал, страдал, но терпел и служил», — сказал актер.
Кстати, на встрече вспомнили, что пьесу «Арт» еще до постановки показывали Гончарову. Ярый приверженец классического театра от нее отмахнулся. А когда увидел спектакль, то устроил своему окружению выволочку за то, что пьеса прошла мимо него. От спектакля он был в восторге, а его оценка дорогого стоила.
Сейчас театром имени Маяковского руководит талантливый режиссер Сергей Арцыбашев. Он ученик Эфроса, Кнебель, Гончарова. И исповедует те же принципы, но умело соединяя их с задачей заполнения зала, ведь театр переходит на самоокупаемость. Вот как он определил назначение современного театра в недавнем интервью одной московской газете: «Во время войны театры тоже работали. И люди их посещали. Они получали там то, чего не хватало в реальности. Об этом нужно думать и сегодня. Противостоять злу и насилию, давать людям радость, энергию и надежду».
С этой прекрасной миссией и приезжали к нам московские актеры. И неслучайно все билеты на спектакли «АРТ», а также «Не будите мадам» (театра Моссовета) и «Осада» (МХТ им. Чехова), несмотря на цены — от 150 до 400 рублей — были раскуплены уже за несколько дней. Разве кто-то пожалел?
Тиля СТРЕЛЬЦОВА
Яростный спор о достоинствах полотна художника Андриоза «Белое на белом» — и внешний сюжет пьесы, и внутренний катализатор внезапного взрыва застарелых обид и обострения комплексов, терзающих ее героев. Он представляется одновременно и вечно актуальным, и вечно нерешаемым. Этакий «французский бунт» — бессмысленный и в меру беспощадный:
Признаюсь, поначалу коллизия напомнила мне диспуты в «Комсомолке» времен оттепели — об импрессионистах, абстракционистах, о критериях в искусстве. Не знаю, в какие годы написана эта пьеса, но, конечно же, уже после того, как Н. С. Хрущев устроил дебош на выставке в Манеже и назвал Эрнста Неизвестного и других ныне культовых художников «пи...ми», полагая, что навеки стирает их имена из памяти народной. Но вышло, впрочем, по—иному:
Действие пьесы происходит в Париже, неподалеку от Бабура — причудливого здания Центра Помпиду, где собраны и шедевры, и образы нового и новейшего изобразительного искусства — Art Nouveau. Но, как видим, на личностном, иногда на высоком, иногда на обывательском уровне, споры о форме и содержании продолжаются и во Франции.
Повторю: споры бессмысленные, ибо в них не может быть (и слава Богу!) победителя. Как и в диспутах о женской красоте и составляющих привлекательности. Особенно, если их ведут дамы. Как говорится, одному нравится попадья, другому — свиной хрящик. Думаю, что на французский эта замечательная русская поговорка не переводима: у католических священников не бывает жен, по крайней мере — законных.
Французы — народ противоречивый. И романтичный, и прагматичный. Вот почему спор разгорается не столько по поводу художественных достоинств картины, сколько вокруг цены, за которую Серж ее приобрел. Уплати он тысячу—другую франков, Марк пожал бы плечами и лишь снисходительно улыбнулся. Но двести тысяч — это серьезное потрясение даже для французского интеллектуала, воспитанного на ироничной улыбке Вольтера и изысканной лирике Поля Валери. «Сколько, сколько?», — подобно персонажу Жванецкого ошарашенно спрашивает он.
Действительно, сколько может стоить белый холст (1,60 х 1,20), на котором, если приглядеться, видны белые же диагональные полосы?
А во сколько вообще должно быть оценено произведение искусства? Способны ли современники или те, к кому оно попало волею судьбы, достойно оценить его — древние иконы (в 20—е годы в СССР безбожники накрывали ими кадушки с капустой), холсты Ван Гога (десятилетиями они пылились на чердаке), работы Кандинского и Шагала (в запасниках Третьяковки их никто не видел)? Сегодня на мировых аукционах за ветхие листки бумаги, за холсты, выкрашенные одной краской, подписанные иными именами, платят миллионы долларов. И в то же время вполне конкретные, тщательно выписанные маслом, понятные всем пейзажи, натюрморты, портреты, можно купить по вполне доступной цене. И, самое главное, они ведь никого не раздражают, не провоцируют яростные споры между друзьями. Не грызутся же они по поводу «фламандца», украшающего квартиру интеллектуала Марка, пейзажа, написанного в свое время папашей простоватого Ивана. Висят себе на стене — и пусть.
Так что же такого, необычного, будоражащего в этом белом холсте? Каков спусковой механизм спонтанного скандала, неужели это лишь уплаченные за него бешеные деньги и элементарная зависть? Это было бы слишком просто. Автор с легкой иронией вплетает в сюжет некоего психоаналитика, у которого пытается обрести душевное равновесие готовящийся к свадьбе Иван. Но, думается, Фрейда она читала столь же тщательно, как и Дидро, и Мольера.
Так вот, нервический Марк, в апогее спора выплескивает: эта картина, эта чудовище, отнимает Сержа у друзей, ставит между ними барьер. Вот она — разгадка конфликта. Разрушить духовный союз мужчин, помешать их привычным ритуалам (поход в кино, ужин в ресторане) может только настоящая Женщина. Или настоящее Искусство. Подделке это не под силу. И Серж наносит ответный удар: ты унизил, ты высмеял мою Картину, так получай же! И он подвергает язвительному осмеянию Кристину — подругу Марка. Сцепились!
И тут самое время вспомнить, что автора зовут Ясмен — Жасмин, и что она — француженка. Доведя мужчин до белого каления, их же и примиряет, опираясь на «острый галльский смысл» с акцентом на последнем слове этой блоковской строки.
Финал пьесы быстротечен, эффектен, непредсказуем. Жасмин штудировала и Чехова: роль ружья, висящего по ходу действия на стене и выстреливающего в самом конце, у нее играет фломастер. Стремясь спасти суровую (истеричную!) мужскую дружбу, Серж протягивает стило Марку, и тот решительно рисует на белоснежной поверхности холста смешную фигурку лыжника, а через мгновения выясняется, что при помощи патентованного швейцарского моющего средства эти каляки—маляки легко убираются. А это значит, что дружба выдержала испытание, и что картина «Белое на белом» по прежнему стоит 200 тысяч франков, и цена эта, вероятнее всего, с годами возрастет.
А сколько, действительно, может стоить произведение искусства? В частности, не прошедшего апробации временем, экспериментального, даже лабораторного? Будучи много лет причастным к различным его проявлениям, все время задавал себе этот вопрос и не находил лаконичного ответа. До тех пор, пока приятельница — известная берлинская галеристка Диана графиня Хохенталь не успокоила меня: «Да столько стоит, сколько за него готовы уплатить серьезные собиратели или музеи». Серж как раз из их числа.
Перечитал эти заметки и обнаружил, что ничего не написал, собственно, о спектакле — о режиссуре, сценографии: И тем самым сделал наивысший комплимент — они достаточны, они работают на главное. На текст, на актеров. Те же, в свою очередь, самодостаточны. Профессионалы самой высокой пробы. И что, на мой взгляд, главное — интеллигентные, образованные, неравнодушные люди, которым и самим интересно, чем же закончится спор их персонажей. И Игорь Костолевский (Марк), и Михаил Янушкевич (Серж), и Михаил Филиппов (Иван) буквально купаются в ролях, доставляя зрителям, заполнившим зал Театра музыкальной комедии истинное наслаждение.
P.S. Разумеется, «Белое на белом» — парафраз «Черного квадрата» Казимира Малевича. С этой работы, созданной им в 1915 году, началась важная глава в истории мирового изобразительного искусства. Основатель нового направления — супрематизма, Малевич уже давно считается классиком. его работы стоят миллионы долларов, а «Черный квадрат» бесценен. Тем, кто полагает, что и сам сумел бы в одночасье сотворить «Белое на белом», «Черное на черном», «Красное на красном», предлагаю познакомиться с работами Казимира Малевича, выполненными в разные годы, в иной, в том числе и реалистической, фигуративной манере, чтобы убедиться — он умел рисовать и писать маслом.
Феликс Кохрихт, председатель совета
Центра современного искусства – Одесса
("Контакт", №27, 14.07.1998г.)
А вы бы купили картину за 40 тысяч долларов? Да не просто какой-нибудь пейзаж или натюрморт, а чистое белое полотно размером где-то метр двадцать на метр шестьдесят? Скажете: "Денег нет". А если бы были? Предчувствую, что потратили бы на что-нибудь другое. А вот герой актера Михаила Янушкевича в российско-французском спектакле "Арт" купил. Вот тут-то у него проблемы и начались. Потому как два его друга (исполнители ролей Игорь Костолевский и Михаил Филиппов) такого широкого жеста не оценили.
Сам Янушкевич, кстати, не отрицает, что совершал в жизни подобные неожиданные и импульсивные поступки. В этом он признался сургутским журналистам на пресс-конференции, где отвечал на вопросы вместе с двумя "друзьями". Актеры вели себя непринужденно, пребывали в хорошем настроении и вместе с прессой попивали чай, попутно рассказывая о том, как рождался и готовился спектакль.
"Крестным отцом" этого первого совместного проекта можно считать Валерия Шадрина, руководителя Международной федерации театральных союзов. Получив на руки перевод французской пьесы, которая ему очень понравилась, Шадрин решил, что надо осуществить постановку этого спектакля с Игорем Костолевским, Михаилом Янушкевичем и Михаилом Филипповым. Французский режиссер Патрик Кербрат, который уже ставил пьесу у себя на родине, кандидатуры одобрил, и 10 апреля 1997 года российско-французский состав приступил к репетициям.
Надо отметить, что были они очень интенсивными. У Кербрата свой особый подход к работе. Буквально за месяц "с копейками", который потребовал от актеров большой мобилизации сил и напряжения, репетиции были закончены, и спектакль вышел в свет. С тех пор прошествовал по многим городам - Москве, Тольятти, Риге, Челябинску.
"Спектакль на удивление хорошо принимают везде, - заметил Игорь Костолевский, - потому что разные слои зрителей могут найти в нем для себя что-то свое. Пьеса очень "наша", несмотря на то, что написана французской писательницей. Она замечательна еще тем, что в ней нет хороших и плохих героев. Симпатии зрителей все время переходят то к одному, то к другому. Пьеса близка каждому, потому что это рассказ о нас с вами, о том, что каждый из нас когда-нибудь переживал в жизни".
А еще актеры отметили, что получили большую радость от общения с сургутскими зрителями. Чувствуется, что в Сургуте театр любят, занимаются им, вкладывают усилия и деньги в культуру.
А что же картина? Помимо героя Михаила Янушкевича она нашла себе и реального "хозяина". После премьеры в Москве за кулисами появился некий господин, который изъявил желание купить реквизит. И купил. Не за сорок тысяч, конечно, но по словам актеров, полученная сумма им тоже не помешала.
Ася ГАРЕЕВА
("Независимая газета", 29 мая
1997г.)
ПЕРВОЕ и, наверное, для зрителя самое главное: смотреть нужно. Пьеса хорошая, не похожая ни на что нам известное, однако вызывающая вполне человеческие чувства, почти одновременно смешная и печальная, замечательная простыми своими диалогами - именно своей простотой: да - нет; почему - потому; мне эта картина нравится - а по-моему, это дерьмо; может быть, пойдем поужинаем в лионский ресторан - у меня от жирной пищи изжога... Кажущаяся беспроигрышность - вот, что может испортить эти диалоги, не оставляющие места для провальных пауз и музыкальных интерлюдий? Много слов, нет времени на размышление; собственно говоря, и вся рефлексия здесь переведена в слово. В какой-то момент "верхний" свет приглушается, и только яркий белый луч выбирает того из трех героев, который готов поделиться собственными мыслями и потому обращается не к партнеру, а, вступая в диалог сам с собою, - прямо в зал. В старом театре это называлось апартом.
Не знаю, хороша ли она по-французски, но в русском переводе Елены Наумовой пьеса эта кажется совершенно великолепной. Я имел возможность ее прочесть - поверьте, это так. Красивы декорации Эдуарда Лога (из буклета, выпущенного к премьере, можно узнать, что он окончил Школу изящных искусств в Лилле; автор сценографии к оперным и драматическим спектаклям; последняя работа с режиссером Патрисом Кербратом принесла ему театральную премию Мольера "За лучшую сценографию года"). Совершенно белый "кабинет", белый диван, белое кресло, задник разделен на три равные части; вначале заполнена лишь центральная часть "триптиха" - белая, во время спектакля она будет то подниматься, то опускаться с еле слышимым присвистом (гильотина "не на смерть"); две другие по ходу пьесы будут то заполняться, то вновь освобождаться двумя реалистически расписанными панно - с окном, с яркими, почти аляповатыми драпировками и чем-то еще. Режиссура Патриса Кербрата ненавязчива, как и переходы света. Краткость полуторачасового спектакля вовсе не означает, что публике предложена легковесная безделушка на французский лад. Хотя смотрится спектакль без ощутимых усилий. Легко!
Хороши и актеры - Михаил Янушкевич (который пока играет лучше остальных), Михаил Филиппов и Игорь Костолевский.
Кажется, что пьесу мог написать только мужчина, - так точны здесь некоторые малозаметные психологические тонкости мужской дружбы.
В пьесе Ясмины Реза трое друзей готовы рассориться, ссорятся почти и даже причиняют друг другу физические увечья только из-за того, что один из них купил картину, на которой совершенно белое поле пересекают наискосок три параллельные белые линии. И заплатил за нее 200 тысяч франков (для публики, не искушенной в курсах европейских валют, герои регулярно переводят цену в доллары - около 40 тысяч).
Картина настолько застает этих троих врасплох, что у нас нет ни малейшей возможности узнать какие-то подробности о прошлом Сержа, Марка или Ивана, мы почти ничего не можем сказать о том, каким будет их будущее. Этот белый прямоугольник точно валится с неба, а не куплен у неведомого нам, но, по словам Сержа, знаменитого художника. И отсекает сразу и прошлое, и будущее, становясь единственной несомненной реальностью, в то время как дружба, даже и с 15-летним стажем - не более, чем фантом, воспоминания, слова (тем более что картина входит в дом Сержа почти одновременно с публикой в зале, в то время как о дружбе мы знаем только из разговоров "друзей").
Вслед за Марком мы вправе задаться вопросом, почему именно ее выбрал Серж, согласившись выложить к тому же немалые деньги. А Серж не опускается до объяснений.
В одной французской рецензии на парижский спектакль Кербрата (в 94-м году режиссер впервые поставил пьесу Ясмины Реза "АRT" в Париже) говорилось, что в какую-то минуту в отношениях трех героев проскальзывает гомосексуальный мотив, что объясняет некоторый истерический характер выяснения отношений. Ничего подобного в игре Костолевского, Филиппова и Янушкевича не проскальзывает. Другое дело, что потеря друга все равно осознается как потеря любимой или любимого. Во Франции на этом спектакле не просто смеялись, а буквально рыдали, заходясь хохотом. Редкая близость реакции и, кажется, первый случай повторения успеха: на московской премьере тоже смеялись.
Трагическое выражение глаз Сержа (Михаил Янушкевич) скорее, учитываешь - для послеспектакльных раздумий. Взгляд его - действительно трагический, но не циничный или злой. Наоборот, Серж смотрит на все с наивностью, располагая к себе почти глуповатой открытостью и искренностью. (Может, ничем не испачканная белизна и могла его привлечь в этом полотне?) А с какой детской победительностью, лучась довольством, точно только что ему пришлось выиграть сражение в солдатики, он выносит на сцену свое приобретение - "белую картину с тремя белыми диагоналями"! И это после слов Марка (Игорь Костолевский), начинающего спектакль, может показаться, холодной, ничто не обещающей констатацией: "Мой друг Серж купил картину", - так учитель по третьему разу повторяет фразу диктанта, когда отличник уже успел поставить точку, а двоечник никак не может оторваться от крыши на другой стороне дороги.
Действие не сразу набирает темп. Марк медленно насыщается раздражением. Не может поверить именно в то, что такое можно купить по собственному желанию. Закручивается интрига. Марк нападает, Серж защищает себя, картину и написавшего ее художника. Иван (Михаил Филиппов), то забывая, то снова вспоминая о предстоящей ему свадьбе (и тогда его монологи превращаются в почти эстрадные номера), суетливо и беспомощно пытается примирить друзей между собой, не поссорившись при этом ни с одним из них.
Трое друзей в черном (на белом фоне - красота чистых графических линий - искусство без кавычек), одетые почти одинаково, с ужасом, но не в силах что-либо изменить, замечают, как дружба истекает однажды по неосмотрительности (допущенной каждым из них) оставшись без присмотра. И хотя все кончается почти благодушно, тень античной трагической неизбежности, которая с самого начала ложится на споры "об абстрактной живописи", все же мешает поверить в счастливый финал. (В начале репетиций родилась идея играть эту пьесу по очереди - так, что актеры узнавали бы о том, кого именно из трех друзей предстоит им играть, перед самым спектаклем; от этого замысла отказались. Единственное, чего жаль.)
Пьеса Ясмины Реза названа словом "АRT", взятым в кавычки. Кавычкам режиссер Патрис Кербрат посвящает гневную филиппику в уже помянутом добрым словом буклете. В этом "закавычиванье" есть, наверное, особая игра. Но, кажется, и без того в спектакле достаточно и игры, и смысла.
Григорий Заславский
Жак Ширак покровительствует "Арту"
("Невское время", № 182(1585), 7
октября
Визит президента Франции Ширака в Санкт-Петербург вскоре будет иметь и театральные последствия. С 10 по 12 октября на сцене Дворца культуры имени Ленсовета состоится премьера совместного французско-российского проекта - презентация спектакля "Арт". Эта престижная культурная акция осуществлена в России совместными усилиями Международной конфедерации театральных союзов, Французского культурного центра (Москва) и Министерства культуры России. В Петербурге проект поддержан комитетом по культуре городской администрации и Французским институтом.
Пьеса "Арт" была впервые поставлена известным режиссером Патрисом Кербратом в Париже на Елисейских полях. Ее автор - француженка восточного происхождения Ясмина Реза, является весьма модным автором. После премьеры, которую посетил Жак Ширак, восхищенный политический деятель направил госпоже Реза письмо, обещая всяческую поддержку этому детищу театральной культуры Франции. В течение последующих полутора лет "Арт" игрался с успехом в Париже. Спектакль вывозили на гастроли по всей Франции, в Бельгию и Швейцарию. В различных составах "Арт" играли Пьер Ардитти и Жан-Луи Трентиньян. Участвовал в проекте и россиянин Олег Меньшиков. Во Франции "Арт" был награжден премией Мольера в номинациях "Лучший драматический автор", "Лучший режиссер года" и "Лучшая сценография года". Последнюю в изысканной белой гамме реализовал на сцене художник Эдуард Рог. В Англии "Арт" в варианте Кербрата получил премию за "Лучшую комедию года" и премию Лоуренса Оливье. После такого триумфа "Арт" Реза стал поистине всемирным театральным бестселлером. Его ставили в США, Германии, Англии, Израиле и Аргентине. В мае 1997 года в Москве состоялась премьера пьесы Ясмины Реза в постановке Патриса Кербрата. Столичный бомонд почтил спектакль своим присутствием. Язвительная московская пресса отозвалась благожелательными рецензиями. А театралы насладились блистательной игрой мужского триумвирата: Игорь Костолевский, Михаил Филиппов и Михаил Янушкевич.
Содержание спектакля "Арт" можно уложить в несколько фраз. Жили-были трое друзей: Марк, Иван и Серж. Однажды Серж взял и купил картину... А вот что началось дальше, когда картину увидели друзья, не поддается пересказу, ибо тут на поверхность начинают всплывать самые невообразимые проблемы и ситуации, обсуждаемые героями. Женщин в спектакле нет, зато есть интрига, с ними связанная. Я уже не говорю о развязке отношений мужской троицы по поводу абсолютно белого полотна новомодного художника. Собственно, почти по Фрейду оно (полотно) и сублимирует женское начало, к которому вожделеют все трое (каждый по-разному). Как не вспомнить слова Карло Гольдони: "Дружба - это священнейший закон мира, его вдохновляет сама Природа. Она правит целой Вселенной, и если ее нарушить или разрушить, тогда наступает царство хаоса". Герои "Арта" гармонию все-таки обретают. Только вот какой ценой и во имя чего? Посмотрев спектакль "Арт" на сцене Дворца культуры имени Ленсовета, вы поймете это, равно как и то, почему пришел в восторг от утонченной пьесы Ясмины Реза президент Франции Жак Ширак.
Сидор НЕВСКИЙ